Воспоминания наших читателей о военном детстве.
Моё военное детство
Жила я в д.Дёрновичи, Наровлянского района, Гомельской области. Начало войны помню не очень хорошо, потому, что мне было 5 лет в 1942 году. Но гул самолётов, сбрасывающих бомбы, в ушах стоит и теперь. Мы всей семьёй убегали в лес. Даже жили в лесу в землянках. Грязь, вши и в голове, и в рубахах. На пальцах рук короста – нарывы от грязи и укусов насекомых.
Но 1944 год, когда немцы отступали, запомнился хорошо. Мой отец ушёл на фронт. До войны он был учителем, и у него был красивый портфель. Откуда-то немцы узнали об этом, и зашли в наш дом. Они потребовали: «Дай куфер!» Тётя моя не понимала, чего от неё хотят. Тогда немец выцарапал на стене портфель. Я и мой двоюродный брат Гриша сидели в страхе около печки и плакали. Тётя сказала, что не знает, где портфель. Трое немцев разворошили всё в хате, но портфеля не нашли. Тогда один из них взял солому, подложил под матрас кровати и поджёг. Тётя вырвала горячую солому и затоптала. Немец приказал ей стать к окну и выстрелил между ног в пол. Это было ужасное зрелище. Потом немцы забрали яйца, поймали поросят и ушли. Вот этот эпизод я не забуду никогда.
А когда в 1944 году, я пошла в первый класс, то не было ни книг, ни тетрадей, ни чернил. Чернила мы делали из свекольного сока или сажи. Ручки – из палок, к которым нитками привязывали перо. Писали на каких-то обрывках. Все были очень худые, голодали. Ели суп из щавеля, блины из гнилой картошки. Но никто не жаловался, все радовались, что закончилась война.
Нина Ивановна Терех
Когда началась война, мне было 8 лет. Я окончила первый класс. Мы жили в Амурской области, город Сковородино, правда, не в самом городе, а на аэродроме, который находился в километре от города. Там работал отец, в воскресенье мама пошла в город и когда вернулась, рассказала, что началась война. Тогда впервые я услышала слово Гитлер. Папа был инвалид, его на войну не взяли, а вот 2 младших брата ушли и погибли. Конечно, мы сразу почувствовали, что где-то идёт война. Опустел аэродром, туго стало с продуктами. Кормились всем, что растёт. Ели траву, лебеду, ягоды. На железнодорожной станции стоял бронепоезд. Я вместе с другими детьми бегала к солдатам, которые там служили и они нас подкармливали. Когда начали освобождать города, бронепоезд всегда давал салют. Это очень хорошо запомнилось. Ещё врезалось в память, как однажды японский самолёт проник на нашу территорию. Что с ним случилось – сбили или заставили вернуться – не помню. Со своего военного детства очень запомнилось кино. Обычно перед фильмом показывали военную хронику. Все её смотрели очень внимательно. Каждый надеялся увидеть своих родных и близких, тех, кто воевал на фронте. Мне запомнился фильм про девочку, которая спасала свою младшую сестру, бежала по снегу, в метель, вся обмороженная. Название фильма не помню. Детство было голодным, вспоминать даже сегодня тяжело.
Надежда Ивановна Бахматова
Начало войны я не помню. Воспоминания мои сохранились с тех пор, что в нашей деревне Первомайская стояли немцы, а в нашем доме жил немецкий писарь. В нашей семье было семеро детей. Мы с сестрой-близняшкой были самые младшие. Отца на войну не взяли, он работал на хозяйстве. Родители рассказывали, что дед был коммунистом, но перед войной он уехал в Архангельск, там и застала его война. И когда пришли немцы, то по чьему-то доносу семью хотели расстрелять. Построили всех под стеной соседнего дома и 2 немца с автоматами готовились к расстрелу, но это увидел сосед, подошёл и стал говорить, что дед давно с ними не живёт, бросил нас и нас не расстреляли.
Помню, как мы с сестрой подошли к немецкой кухне и немец заметил нас и позвал «ком». Мы подошли, он взял крышку от котелка (дэкен) и налил в неё мёда и дал нам. Помню как мы его ели. Немец, который жил в нашем доме был очень культурный, холёный. Почему то запомнилось, как он носил меня на плечах. Часто получал посылки с Германии и угощал нас детей печеньем, шоколадом. Очень хорошо помню, как выглядело печенье, потому, что такого у нас не было. Однажды налетел немецкий самолёт, мы с сестрой были на улице и бросились бежать, он начал строчить из пулемёта. Мы испугались и спрятались в крапиву. Помню, что очень сильно пеклась крапива.
Когда началось наступление советских войск, мы сидели в подвале. Один снаряд угодил в соседский хлев и убил корову. Её разорвало на части. Соседи всех угощали мясом, потому что сохранить его не было возможности. Не было соли. Выходить из подвала не разрешали. В дверях была щель и помню, что через неё я видела цветущие жёлтые одуванчики, маленького гусёнка, который ходил по них и щипал травку. Потом я заметила, что мимо двери протопали сапоги. Все затаились, никто не знал, кто это ходит. Сосед, который сидел вместе с нами, решил выйти посмотреть. Как оказалось, это был советский солдат. Мы вышли на улицу и увидели. Что в деревне по улице идут красноармейцы. Они были очень усталые, грязные, голодные. Люди начали выносить им еду.
Нина сидит на руках у матери
P. S. Рядом с деревней, прямо за сараями проходила железная дорога. Немцы её охраняли, но поезда всё-таки подрывали. Мне запомнилось, что в канаве лежали останки подорванных паровозов и вагонов.
Нина Петровна Русина
Дзяцінства маё прайшло ў в.Піскуны, Пастаўскага раёна. Калі першы раз прыйшлі немцы, было каля 10 год. Да вайны скончыла першы клас польской школы і павінна была ісці ў другі, ды памяшала вайна. У хуткім часе пачалася вайна рускіх з немцамі. У нашай вёсцы немцы былі наездамі, а стаялі ў Глыбокім, Шаркаўшчыне, Паставах, у Полаве стаялі літоўцы. Яны таксама ваявалі на баку немцаў. У нашай хаце жылі партызаны, у двары была іх кухня. А вакол вёскі быў лес. Як толькі даходзілі чуткі, што едуць немцы, партызаны уцякалі ў лес. У вайну усе працавалі на сваёй гаспадарцы, вырошчвалі хлеб, трымалі кароў, свіней. З гэтага і жылі. Працавала школа. Я таксама хадзіла ў школу. Майго бацьку немцы прызначылі солтысам. Партызаны пра гэта ведалі, але бацька нічога дрэннага не рабіў і яго не чапалі. Немцы прыязжалі ў вёску, збіралі падаткі за карыстанне зямлёй. Добра памятаю, як у адзін з прыездаў у нашым двары адлупцавалі качаргой мужыка, які не заплаціў падаткі, палажылі на лаву і давай яго лупіць.
Жылося цяжка, жылі толькі са сваёй гаспадаркі. Спалі заўсёды адзеўшыся, бо часта даходзілі чуткі, што спалілі то адну, то другую вёску. Мы таксама баяліся, але вёсачка наша была малая, толькі 21 двор. Усе адзін аднаго ведалі, і ніхто не залажыў немцам, што ў вёсцы бываюць партызаны. Ды і вясковых у партызанах нікога не было.
Ядвіга Антонаўна Гінько
Когда началася война, мы жили в д. Клесина Кривического района. Память сохранила смутные воспоминания о первых днях войны. Помню как вдоль деревни по дороге ехали на машинах немцы, а все жители попрятались в своих хатах. Запомнилось начало войны ещё и потому, что 17 июля умер папа и мы остались сиротами. Наша деревня состояла из хуторов, немцы у нас не стояли, но приезжали часто. Потому что через нашу деревню из леса ходили партизаны на железную дорогу, подкладывали мины, взрывали поезда. Однажды ночью проснулись от пожара. Горела школа. Утром узнали, что немцы убили школьного учителя и сожгли его в школе.
К нам в дом часто приходили партизаны. Мама кормила их, если что-было – давала с собой. Бывало, что они просили что-то из одежды. После освобождения нашей деревни от немцев, два моих брата ушли на войну. Один воевал в польской армии, второй – в советской. Остались дома мама, я и жена моего брата. Было своё хозяйство, надо было убирать урожай, сеять хлеб: всё это легло на плечи мамы. Я тоже помогала: ходила с бороной, делала всё по хозяйству. А как в деревне открылась в одном из домов школа – пошла в первый класс.
Любовь Михайловна Шурко
Впервые я увидел немецких солдат вблизи на хуторе Ельницы, когда находился у родственников. Дело было так. Утром бабушка приготовила завтрак – драники с поджаренными в масле яйцами. Она знала, что я очень люблю это блюдо. Пока я кушал, она сказала:
– Пойдёшь в гумно к дядьке. Он грузит солому. Повезёте немцам в деревню.
Когда я вылезал из-за стола, бабушка ещё раз напомнила: Скажи немцам «Дзень добры», смотри не забудь.
Пока я бежал до гумна и соображал, что это будут за солдаты – о приветствии забыл. В помещении большого гумна я увидел дядьку укладывающего солому на телегу, а рядом стояли двое солдат. Про бабушкин «Дзень добры», я забыл и громко сказал:
– Здравствуйте!
Они засмеялись. А один из них указал на меня пальцем и промолвил:
– О! Малый коммунист!
Дядька начал им объяснять, что в последнее время у нас так принято было приветствовать друг друга, что можно взять с мальчишки. Проследив, что бы телега была полностью загружена, солдаты сели на велосипеды и уехали в деревню, а мы следом повезли туда солому на подстилку лошадям.
Потом немцев несколько раз приходилось видеть в родной деревне Пузыри. Обычно они приезжали собирать яйца, масло, молоко, сало. Время оккупации было неспокойное, тревожное. С первых дней старостой в деревне был бывший ставленник польских властей. Немцы его не заменили. Но потом партизаны решили старосту убрать. И он удрал в укрепрайон в Будслов. И из деревенских жителей старостой никто не хотел быть. Все уклонились от такой должности. Решили, что старостой будет каждый хозяин двора по очереди. Днём, когда приезжали немцы, он выполнял их приказы. Ночью приходили партизаны. Хорошо запомнился один из дней, когда очередь старосты перешла к отцу. Как назло в это время приехали в деревню немцы. И не просто, чтобы поживится продуктами, а приказали отцу показать дома, где жили семьи партизан. Заехали во двор на мотоциклах с коляской. Зашли к нам в дом. А родители на плите гнали самогонку. Пришлось их угощать. Для объяснения ситуации позвали дядьку – мужа родной сестры отца. Он в первую мировую войну был в плену в Германии и знал немецкий язык. Объяснили, что отец только, только стал старостой и потому не знает, где живут семьи «бандитов». Конечно, нужно было отдать немало своих куриных яиц и масла. Но и собрать по дворам. И вот во время обеда я чуть не испортил всё дело. Захотелось перед немцами похвастать самолётом, который мне сделал отец. Всё обошлось бы, если бы не одно но. Самолёт то я выкрасил в красный цвет. И вот, когда я пробегал мимо стола с красным самолётом в руке, один из фрицев сильно взъерепенился, дескать сочувствуем Советам, принимаем и одобряем их символику. Чуть его убедили, что карандаша другого цвета не было. Вот и пришлось покрасить красным.
В один осенний день, когда сельчане копали картошку на своих участках, к вечеру со стороны Будслава появились фашистские машины с солдатами в кузовах.
Мужчины решили не возвращаться в деревню, а прямо с поля уехали в лес. Женщины с корзинками картошки пошли к себе домой. Нужно было посмотреть, что делается в деревне. К тому же беспокоились за хозяйство. У каждого были коровы, овцы, свиньи, куры. Что же творилось у нас во дворе? Вот что рассказывала потом мама. Замок в дом был сломан. На кухне хозяйничали немцы. Они зарезали всех наших кур, ощипали и собрались готовить еду. Нашли большой горшок, поставили на плиту. Но дым не пошёл в дымоход, а повалил на кухню. Солдаты не знали о том, что прежде чем затопить плиту нужно в печи специальным кожаным мешком заткнуть дверцу. Так они сапогом пытались разжечь дрова в плите. Но ничего не получилось. Потом один немец сказал на польском языке, чтобы она к утру сготовила им кур. Ночевала мама у родственников в доме напротив. У них заболел мальчик, потому они не смогли с больным удрать в лес. К тому же немцы залезли на чердак. Забрали сало, колбасы. Утром мама пришла домой и сварила немцам собственных кур. А когда солдат не было, умудрилась две тушки завернуть в чистый абрус и спрятать за печкой. Когда фрицы уехали, она принесла нам этих кур на завтрак, где мы ночевали на хуторе. Единственно довольной особой осталась лисичка, которая жила у нас под навесом в клетке. Она вдоволь полакомилась головами курочек. Несколько раз фашисты деревню окружали ночью и в каждом доме проводили обыски. Искали партизан. Бывала так, что днём хозяйничали немцы, а ночью приезжали партизаны. Им нужно было организовать лошадей для доставки мин к железной дороге. В общем, жили в напряжении и страхе. Жители были готовы к разным провокациям. Мне было сказано, если незнакомые будут спрашивать, кого ты больше любишь – Гитлера или Сталина, говори: «и Гитлера люблю и Сталина люблю». Трудно поверить, что деревню, стоящую на бойком месте, фашисты не сожгли. Но несколько раз люди готовились к этому: выносили из домов столы, кровати, шкафы, другую утварь. А вот деревню Неверы за речкой Узла, немцы сожгли. Может потому что к ней примыкал лес, где находилась партизанская база.
Евгений Иванович Мычко